…есть прямо святые, да еще какие:
Сами светят и всем нам путь освещают.
Ф. М. Достоевский.
Could there be a revenging angel left to bleed?
J. Darling
Сами светят и всем нам путь освещают.
Ф. М. Достоевский.
Could there be a revenging angel left to bleed?
J. Darling
-Прости меня. Прости меня, если можно это простить. Каждый раз, когда я смотрю на эти цветы, я вспоминаю могилу, которую я видела в предгорьях, когда мы выступали из устья Сириона. Твою могилу. Могилу, поросшую цветами бессмертника и крупными золотыми цветами.
Ты всегда был таким чистым, как и твоя любовь. Мне рассказывали, как вы встретились. Ты уже проснулся и, увидев, что рядом с тобой еще кто-то не открыл глаза, разбудил ее сам. Тогда ее глаза цвета предгрозового неба распахнулись и нашли твой взгляд. Вы бродили у берегов Благословенных вод, взявшись за руки, и тьма расступалась перед вами. Вы были такими разными и в тоже время так похожи. Ты – высокий, могучий, златоволосый, по-своему мудрый. Она – стройная, гибкая, женственная, с волосами цвета спелых каштанов. Но вас роднила любовь к свету, хотя сами освещали наши души сильнее сильмариллов, света которых мы тогда еще не знали.
читать дальшеУ вас родился сын. Лаурайвэ. Он был так похож на тебя – улыбающийся, светловолосый, его лицо всегда было чуть бледным, но все равно прекрасный. Грустный. Он всегда был грустным в Эндорэ, ведь его жена осталась ждать вместе с Амариэ и другими…
А в год, когда квендо нашел Оромэ, у вас родилась дочь. Не такая, как вы, другая, но больше всех любимая. Она стала твоим единственным сокровищем. Да, ты ценил золото, но ее – превыше всего. Она была твоей радостью, твоим смехом, твоей улыбкой. Ты никого не любил, как ее - за что только,я не могу понять...
Впрочем, ты любил их всех. И только благодаря тому, что ты мог сказать, пока вы прятались в овраге, боясь даже стоять на трясущейся земле: «Все будет хорошо», многие выжили. И неважно было, что конец фразы перекроет грохот рушащейся горы. Просто это говорил ты, и тебе верили.
Ты выжил в той войне, и ее окончание принесло всем счастье, ты отвел семью к свету, и не омрачало счастье даже то, что твой сын выбрал путь ваниар, ушел жить с ними. Он женился на дочери младшего брата Ингвэ, и у них родилось трое детей, которых теперь знают, как Лауральдо, Эленвэ и Эктелеона.
У тебя тем временем родилась вторая дочь – светлая Лаурэль. Ее волосы, как говорили уже в Сирых Землях, были словно сотканы из солнечного света и весны. А ее душа была как песня жаворонков – чистая и незамутненная. Ее улыбка ощущалась как легкий летний дождь.
Уже незадолго до затмения Валинора у тебя и Таривен, твоей жены, прозванной так за высокий рост, родился еще один сын в вашем доме у источника, дно которого было словно вымощено золотом. Вы назвали его Лаурэрарант.
Но больше всех из своих детей ты любил старшую дочь. Ты прощал ей легкомыслие, причуды, капризы и все, все. В ее черных волосах ты видел свет, в ее белой, никогда не покрывавшейся загаром и румянцем коже ты видел…тоже что-то видел, известное только тебе. Тебе было все равно – лишь бы твоя дочь была счастлива. Ради нее ты запирался в мастерской и огранял драгоценные камни. Чтобы она могла их носить. Ты доставал ей все самое лучшее, опекал, лелеял, защищал от всего на свете…
Полдень Валинора клонился к закату. Когда на Благословенную Землю пала тьма, ты был в Валимаре с семьей в гостях у сына. Когда ты прибыл, все было решено без вас. И ты прозрел – увидел, что Фэаноро сожжет корабли. Ты потащил сквозь толпу свою любимую дочь и крикнул тому, кого она любила тогда, принцу Майтимо:
-Умоляю, возьми ее с собой, если любишь! Иначе ее жизнь станет беспросветным горем, чередой смертей!
Но он отвернулся от тебя.
А когда ты увидел зарево от пожара в Лосгаре, то предложил всей семье остаться, ты хотел отправиться в Сирые Земли один, чтобы найти тех, кого почитал как предателей. Но твоя дочь, старшая, которая брала уроки владения мечом у самого майа Эонвэ, когда для всех это была еще забава, гордо вскинула голову и сама стала напоминать одну из Высоких. «Мы идем», - сказала она и крепко схватила брата за руку.
Вздыбленный лед погубил двоих из твоей семьи. Под Эленвэ провалился тонкий лед, а когда вы уже приближались к заветной, долгожданной земле, задул ураганный ветер и по скользкому льду твой младший сын соскользнул в глубину, утянув за собой старшую сестру. Ты бросился к ним, видя, как дочь выпихивает своего брата на поверхность, а сама под тяжестью мехового плаща, глотает воду, поддаваясь весу, утягивающему ее на дно. Ты вытащил дочь. А сын не выдержал и за несколько секунд, пока ты вытаскивал ее, захлебнулся. Мальчик еще долго являлся к тебе во сне, иногда даже в сокрытом городе.
Когда, наконец, нолдор Нолофинвэ пришли к долгожданной цели, трое из семьи покинули ваш род. Ты сам проклял их, хоть и так любил. Они остались во внешнем мире, когда ты ушел в сокрытый город своего родича Туракано. Ты хотел забыть их – обеих дочерей, одна из которых осталась в свите проклятого – Нельофинвэ, простив его, а вторая вышла без твоего благословения замуж за принца Финакано. Лауральдо тоже остался, со своим другом и сюзереном – Тьелкормо. Они не могли потом просить принять их в город. Их больше не существовало.
В Гондолине ты стал главой дома, как и младший из детей твоего сына, Эктелеон. У тебя было уважение, золото – ты так любил его!- даже родился еще один сын, Лаурэнар. Но ты ведь любил еще обеих дочерей, даже дурочку старшую. Ты рассказывал ему о сестрах и племяннике, и тот слушал тебя, мечтая увидеть большой мир. Ты то проклинал всех троих, то чуть ли не рыдал, вспоминая девушек.
Однажды Эктелеон пришел к тебе – бледный, губы отважного воина, казалось, подрагивали. Он привел тебя на границу Города, туда, куда еще заходила пограничная стража. Там ты увидел свежую могилу и камень над ней: «Лауральдо, сын Лаурайвэ» было написано на нем. Только отцовские имена обоих. Ты не знал, да и вряд ли сейчас знаешь, какой ужасной смертью погиб сын твоего сына…
Когда вы выступали на помощь новому Верховному Королю Нолдор, ты едва ли не радовался предстоящей битве – ведь ты надеялся увидеть детей. Ты подбадривал сына, легко шел вперед. Ты хотел им все простить, ты думал, что потерял их любовь, а так – вернешь…
Но ты увидел только смерть.
На твоих глазах Готмог опустил секиру на голову Финакано, а потом его жена, но твоя дочь Лаурэль рванулась с короной в руках к старшей сестре. Сын Моргота хлестнул ее бичом, и она рухнула в пепел, где ее на твоих глазах затоптали лошади вастаков. Волосы, сплетенные из света, смешались с грязью и кровью…
Ты видел, как старшая, черноволосая Лаурэлотевен бежала на помощь к стягу своего сюзерена, когда ее в спину поразила стрела. Она все равно бежала туда, к тому, кого когда-то любила. Она упала у самого стяга от второй стрелы, потом ее стали добивать ногами.
Уже когда вы отступали, то ты понял, что Лаурэнара рядом нет. Ты искал его среди всех войск, но так и не нашел юношу…
Вернувшись домой, ты ничего не сказал жене – она сама все поняла сама. Она проливала по погибшим слезы, а ты не мог. Ты – мужчина, глава рода и дома, ты просто меньше смеялся, раньше уходил с пиров, и твои красивые глаза все чаще и чаще были только грустны.
Когда началась резня – по другом я не могу назвать разорение Гондолина – ты видел смерть Эктелеона. Такую ужасную, такую гордую, от которой до сих пор щемит сердце. Когда ты отступал, выполняя приказ, защищал Итарилле, а на твоих глаза рушилась королевская башня, где все еще были твоя жена и старший сын.
И ты посчитал балрога спасением. Ты – я не могу в это поверить! – отчаялся. Ты бился, бился за нас, отверженных и, мертвых – морально и физически. Ты бился, потому что эта война унесла всех. Она и у меня отняла сына. Он погиб у меня на руках.
И твоя смерть, усиленная в сто крат болью твоей души раздирает теперь мою душу.
Я должна была быть там. Я должна была встать перед огненной тварью. Но теперь уж поздно, и ты отлетел в Чертоги моего Учителя, а там ты не найдешь ответы и не увидишь тех, кого надеешься увидеть. Мандос – это полное одиночество, ты не сможешь заговорить, и вряд ли даже увидишь хоть кого-нибудь.
Если бы я могла обнять тебя, если бы можно было снова услышать твой голос и вдохнуть запах цветов, снега и моря, исходящую от твоего плаща! Если бы можно прижаться к твоему плечу, унять твою тоску, развеселить, отогнать печаль.… Если бы снова почувствовать прикосновение твоих рук и снова, снова говорить это слово, давно забытое которое я не произносила уже больше полутора тысяч лет…
Ты не знал, что твоя глупая старшая дочь, ничем не заслужившая жизнь, была спасена. Твой сын из рассказов узнал ее и вытащил из лап вастаков. Он оставил ее у нандор, а сам уехал продолжать войну. Я знаю, что он жив. И я найду его, и тогда нам будет легче, потому что нас будет двое.
Но все равно, я навсегда проклята. Я ведь даже не могу назвать тебя «папа»…